Старпом меня вызвал.
-- Саня! Я ж тебя помощником назначил.
-- Назначили, Андрей Антоныч.
-- Так чего же ты стоишь? Сходи в тыл к финансистам и все разузнай. Я от этого охламона начпрода ничего добиться не могу. Что-то мямлит и переминается, как в штаны наклал. Пойди и разберись.
И я пошел.
Нам теперь вместо питания на берегу, продовольственные деньги положены. Нам – это офицерам и мичманам, а матросы так питаются. Только их уже полгода не выдают.
То есть, жратву заменили на деньги, а деньги на будущие деньги.
А сейчас, вроде должны были их отдать, но начпрод за ними сходил, и ему там что-то сказали, и теперь, в разговоре со старпомом, он путает русский алфавит с тюркским и так старается встать, будто он яйца от него бережет.
Я сам видел.
И вот я в тылу.
Должен вам доложить, что поганее места я просто не знаю. Тут у всех на лице написано, что все они полная дрянь.
Пришел я к финансисту. Вхожу – за столом лысый.
-- Я, -- говорю, -- помощник с «К-193». По вопросу пайковых.
И тут начинается кино. Финансист встает и выходит, потом приходит, потом опять выходит.
Я подумал, что он меня не услышал или не увидел. Тогда я встал на его пути и еще раз ему все повторил, а он мне: «Я вас понял, только я вами сейчас заниматься не могу. Не могли бы вы прийти попозже» -- «Это когда попозже? Мы уже полгода за ними ходим. Если у вас есть какие-то сложности, то вы мне их изложите, может, и я чем помогу»
Я просто так сказал. Раньше в тыл с тушенкой придешь, и все вопросы за мгновенье решишь, а сейчас я с ними только своими анализами могу поделиться.
Пока я про все это думал, я вдруг услышал такое, что даже переспросил.
Этот лысый придурок мне сказал буквально следующее: финансовое положение сложное и денег нет, но он может подсуетиться и деньги достать, а я ему за это с тех самых пайковых должен буду двадцать процентов назад отдать.
Я переспросил, чтоб удостовериться. И удостоверился – вот, сучка, а!
-- Видите ли, -- сказал я скромно, -- я должен с папой посоветоваться.
-- Конечно! – сказал он очень уверенно.
На том мы и расстались, а я пошел, и все рассказал старпому. Должен же я с кем-то поделиться. Старпом меня тоже переспросил, и я ему подтвердил.
-- Иди ты! – сказал старпом, на что я выразился следующим образом, что пойти-то как раз можно, но… после чего старпом решил сходить в тыл со мной.
– Прошвырнусь, -- говорит, и мы с ним прошвырнулись.
Там, в тылу, перед дверью финансиста, я вдруг заметил, что мой старпом становиться каким-то робким, сгорбленным, скромным, елейным и чуть ли не собирается блеять козлом перед этой сволочью. Неприятно все это было наблюдать.
Входим и он:
-- Не могли бы вы мне подтвердить то, что я только что услышал от своего собственного помощника.
А эта сука финансовая, раздувается, разваливается и говорит:
-- Подтверждаю. Все правильно.
Такой быстрой смены выражения на лице у старшего помощника командира я никак не ожидал. Сперва он выглядел так, будто он встряхивает часы и прикладывает к уху, чтоб услышать, как они тикают, а потом, вроде, он услышал то, что хотел, распрямился, стал на голову выше, и тут лицо его темнеет, глаза вылезают из орбит и становятся красными, а изо рта пена, как пойдет, как хлынет.
Между прочим, не только я с дрожью наблюдал за всеми этими превращениями старпома из овцы в крокодила. У финансиста просто лысина дыбом встала. Не надолго, правда, потому что потом он ему было чем заняться -- он вцепился в свое седалище.
Первым делом мой старпом сломал в кабинете все двенадцать стульев, выстроенных вдоль стены. Потом он разбил картину «Девятый вал», потом сломал шкаф; как клавиши на пианино, переколотил все горшки с фиалками на подоконнике, потом, после секундного колебания, сломал сам подоконник, и тогда только оглянулся вокруг. В комнате нетронутым был только стол, финансист и кресло под ним.
Старпом разбивал стол на квадраты рядом с лицом этого бедняги. Удар – квадрат, удар – еще один. Как ему это удавалось, я до сих пор не понимаю.
Когда со столом было покончено, он обратился к несчастному владельцу всей этой лесопилки со словами:
-- Извольте кресло.
-- Че…го, простите?..
-- Кресло, соблаговолите…
-- Кресло…
-- Его, его, удосужитесь…
Кресло было переломано в один миг.
-- Ну, теперь, вроде, все, - сказал старпом, оценивающе взглянув на урода, -- Разве что… Тебя как зовут?
-- Меня? -- совершенно потерялся бедняга.
-- Ну, не меня же.
-- Меня зовут Вася.
-- До завтра… Вася!..
Назавтра нам выдали пайковые. Полностью.
.
-- Саня! Я ж тебя помощником назначил.
-- Назначили, Андрей Антоныч.
-- Так чего же ты стоишь? Сходи в тыл к финансистам и все разузнай. Я от этого охламона начпрода ничего добиться не могу. Что-то мямлит и переминается, как в штаны наклал. Пойди и разберись.
И я пошел.
Нам теперь вместо питания на берегу, продовольственные деньги положены. Нам – это офицерам и мичманам, а матросы так питаются. Только их уже полгода не выдают.
То есть, жратву заменили на деньги, а деньги на будущие деньги.
А сейчас, вроде должны были их отдать, но начпрод за ними сходил, и ему там что-то сказали, и теперь, в разговоре со старпомом, он путает русский алфавит с тюркским и так старается встать, будто он яйца от него бережет.
Я сам видел.
И вот я в тылу.
Должен вам доложить, что поганее места я просто не знаю. Тут у всех на лице написано, что все они полная дрянь.
Пришел я к финансисту. Вхожу – за столом лысый.
-- Я, -- говорю, -- помощник с «К-193». По вопросу пайковых.
И тут начинается кино. Финансист встает и выходит, потом приходит, потом опять выходит.
Я подумал, что он меня не услышал или не увидел. Тогда я встал на его пути и еще раз ему все повторил, а он мне: «Я вас понял, только я вами сейчас заниматься не могу. Не могли бы вы прийти попозже» -- «Это когда попозже? Мы уже полгода за ними ходим. Если у вас есть какие-то сложности, то вы мне их изложите, может, и я чем помогу»
Я просто так сказал. Раньше в тыл с тушенкой придешь, и все вопросы за мгновенье решишь, а сейчас я с ними только своими анализами могу поделиться.
Пока я про все это думал, я вдруг услышал такое, что даже переспросил.
Этот лысый придурок мне сказал буквально следующее: финансовое положение сложное и денег нет, но он может подсуетиться и деньги достать, а я ему за это с тех самых пайковых должен буду двадцать процентов назад отдать.
Я переспросил, чтоб удостовериться. И удостоверился – вот, сучка, а!
-- Видите ли, -- сказал я скромно, -- я должен с папой посоветоваться.
-- Конечно! – сказал он очень уверенно.
На том мы и расстались, а я пошел, и все рассказал старпому. Должен же я с кем-то поделиться. Старпом меня тоже переспросил, и я ему подтвердил.
-- Иди ты! – сказал старпом, на что я выразился следующим образом, что пойти-то как раз можно, но… после чего старпом решил сходить в тыл со мной.
– Прошвырнусь, -- говорит, и мы с ним прошвырнулись.
Там, в тылу, перед дверью финансиста, я вдруг заметил, что мой старпом становиться каким-то робким, сгорбленным, скромным, елейным и чуть ли не собирается блеять козлом перед этой сволочью. Неприятно все это было наблюдать.
Входим и он:
-- Не могли бы вы мне подтвердить то, что я только что услышал от своего собственного помощника.
А эта сука финансовая, раздувается, разваливается и говорит:
-- Подтверждаю. Все правильно.
Такой быстрой смены выражения на лице у старшего помощника командира я никак не ожидал. Сперва он выглядел так, будто он встряхивает часы и прикладывает к уху, чтоб услышать, как они тикают, а потом, вроде, он услышал то, что хотел, распрямился, стал на голову выше, и тут лицо его темнеет, глаза вылезают из орбит и становятся красными, а изо рта пена, как пойдет, как хлынет.
Между прочим, не только я с дрожью наблюдал за всеми этими превращениями старпома из овцы в крокодила. У финансиста просто лысина дыбом встала. Не надолго, правда, потому что потом он ему было чем заняться -- он вцепился в свое седалище.
Первым делом мой старпом сломал в кабинете все двенадцать стульев, выстроенных вдоль стены. Потом он разбил картину «Девятый вал», потом сломал шкаф; как клавиши на пианино, переколотил все горшки с фиалками на подоконнике, потом, после секундного колебания, сломал сам подоконник, и тогда только оглянулся вокруг. В комнате нетронутым был только стол, финансист и кресло под ним.
Старпом разбивал стол на квадраты рядом с лицом этого бедняги. Удар – квадрат, удар – еще один. Как ему это удавалось, я до сих пор не понимаю.
Когда со столом было покончено, он обратился к несчастному владельцу всей этой лесопилки со словами:
-- Извольте кресло.
-- Че…го, простите?..
-- Кресло, соблаговолите…
-- Кресло…
-- Его, его, удосужитесь…
Кресло было переломано в один миг.
-- Ну, теперь, вроде, все, - сказал старпом, оценивающе взглянув на урода, -- Разве что… Тебя как зовут?
-- Меня? -- совершенно потерялся бедняга.
-- Ну, не меня же.
-- Меня зовут Вася.
-- До завтра… Вася!..
Назавтра нам выдали пайковые. Полностью.
.