Я верил, я думал, и свет мне блеснул наконец; Создав, навсегда уступил меня року Создатель; Я продан! Я больше не Божий! Ушел продавец, И с явной насмешкой глядит на меня покупатель.
Летящей горою за мною несется Вчера, А Завтра меня впереди ожидает, как бездна, Иду… но когда-нибудь в Бездну сорвется Гора. Я знаю, я знаю, дорога моя бесполезна.
И если я волей себе покоряю людей, И если слетает ко мне по ночам вдохновенье, И если я ведаю тайны — поэт, чародей, Властитель вселенной — тем будет страшнее паденье.
И вот мне приснилось, что сердце мое не болит, Оно — колокольчик фарфоровый в желтом Китае На пагоде пестрой… висит и приветно звенит, В эмалевом небе дразня журавлиные стаи.
А тихая девушка в платье из красных шелков, Где золотом вышиты осы, цветы и драконы, С поджатыми ножками смотрит без мыслей и снов, Внимательно слушая легкие, легкие звоны.
Куратор нелегальной торговли в Петербурге Александр Коновалов — о том, как бизнес массово вернулся к работе, взбунтовавшись против карантина
Источник: Meduza
Бывшего сотрудника МВД Александра Коновалова называют куратором нелегальной торговли в Петербурге — за деньги он помогает предпринимателям работать в обход законов. Благодаря его посредничеству в городе работают сотни кафе, баров, салонов красоты и других бизнесов. Во время карантина Коновалов, не дождавшись никакой поддержки от государства, стал заново открывать десятки своих предприятий, несмотря на запреты: он называет это протестом против действий властей. «Медуза» поговорила с предпринимателем о незаконной работе во время пандемии и разочаровании в Путине — еще год назад Коновалов посвящал ему стихи и считал «спасителем» России.
Подробнее о деятельности Коновалова до коронавируса можно прочитать в большом материале «Медузы», который вышел ровно год назад.
— Два с половиной месяца назад в Петербурге остановился почти весь бизнес. Как вы тогда отнеслись к введению карантина?
— Воспринял его как кровавый беспредел и полный капец. Это какой-то удар под дых — особенно когда сначала ввели на неделю, потом на две, потом на месяц. Исходно люди стараются соблюдать законы. Во всех нас — за редким исключением — есть стремление жить по-человечески. Поэтому изначально мы исходили из того, что надо уважить эти карантинные меры. Подумали, что действительно своей деятельностью, может быть, поспособствуем распространению заразы. Мы по-честному закрылись и честно терпели, ожидая, что дадут какую-то помощь или послабления. Но ничего, кроме «зарплата за счет работодателя», не услышали. Это даже не бред, а какая-то шутка. Как сейчас говорят: «Всем пива за счет заведения».
Давайте прикинем. У меня до всего это работала тысяча с лишним человек. По закону я им должен был бы все это время платить зарплату. Слава богу, официально у меня оформлено только 50, но даже им откуда брать зарплату, если бизнес остановлен и доходов нет?
— Вы всех своих сотрудников отправили в отпуск за свой счет?
— Да. Безусловно, мы никому не стали платить зарплату — не из жадности, а просто потому, что это невозможно. 50 официально устроенным заплатили один раз из последних ресурсов. Дальше рассчитывали на субсидии и кредиты на зарплаты. Но фигушки — ничего не получили. Субсидии нам не дали, потому что была небольшая задолженность перед бюджетом по налогам — порядка трех тысяч рублей при многомиллионных оборотах. А кредиты не дали без объяснения причин.
— Вы же понимаете, что примерно все вам скажут — почему государство должно помогать тому, кто обманывает его и недоплачивает налоги много лет?
— Я много раз пытался объяснить людям, что даже я — в какой бы «серой зоне» ни был — плачу налоги. Например, просто не могу не заплатить, когда у меня идет транзакция по безналичному расчету. Я плачу налогов на много миллионов в год.
— Но далеко не все, что должны.
— Да. Но если бы я вообще не занимался бизнесом, бюджет не получал бы даже этой части. Это лучше, чем ничего. Смотрите — у меня фонд оплаты труда 50 с лишним миллионов в месяц. Я плачу эти деньги, и эти деньги работают в экономике. Иначе их бы не было.
— Так мы выражаем протест против беспредельной политики властей. Я считаю, что чем больше заведений откроется, тем быстрее снимут ограничения. Они будут видеть, что все равно все работают. Меня в целом умиляет оторванность нашей власти от действительности. Например, сейчас они серьезно говорят, что на каком-то этапе разрешат гулять в парках. Но в парках уже давно яблоку негде упасть.
— Думаете, они не знают реальной ситуации или просто делают вид, что не замечают?
— Не знаю. Мне кажется, что мы сейчас находимся в каком-то сюрреалистическом цирке, когда их действиям нет никакого нормального объяснения.
— Вам удалось открыть все свои бизнесы?
— Открыто около 70 точек. Было больше 200. Не меньше 50 мы потеряли навсегда: позакрывались, поразорялись. Арендодатели же не могут бесконечно не получать аренду. Работы у нас лишилось около 500 человек.
— 70 открыты, 50 умерли, а что с остальными 80?
— Это точки, где партнеры боятся работать открыто. Они либо заморожены, либо работают «из-под шконки», подпольно. Но я не понимаю, чего они боятся. Волков бояться — в лес не ходить.
— С 1 мая прошло полтора месяца. Проверяющие органы приходили?
— Ходят почти каждый день. Фиксируют факт незаконной работы, составляют протоколы, штрафуют. Мы веселимся, иногда фаллосы рисуем им вместо подписи на протоколах. Иногда вызывают полицию. Тогда мы просим гостей выйти, закрываемся, они уезжают — и мы открываемся.
Суд может приостановить работу конкретного юрлица на 90 суток. Тогда юрлицо приходится менять и все начинается по новой. Но это не от наглости и не от ощущения безнаказанности. Я совершенно искренне верю, что малый и средний бизнес — основа экономики страны. Не нефть, не доллары, а именно кафешки, рестораны, салоны красоты, ателье, химчистки и прочее. Для меня, честно говоря, загадка, почему сейчас из-за того, что мы три месяца не работали, нет массовых голодных бунтов. Видимо, у людей все-таки было больше сбережений, чем предполагали.
— Может, люди просто готовы пойти на ограничения, чтобы эпидемия остановилась?
— Я таких не встречал. Точнее, встречал, но в первые дни этой изоляции. Сейчас же мы сделали опрос в наших соцсетях: поддерживают ли они нашу работу. Выборка небольшая, там всего несколько тысяч человек, но 87% в голосовании сказали, что поддерживают. И очень маленькое количество говорит, что мы создаем угрозу.
— Вы сами не считаете, что создаете угрозу?
— Это же абсурд какой-то. При чем здесь вирус, каким бы он ни был страшным? Зачем ограничения, которые не помогают? Убили экономику, пустили ее под откос, и мы все равно в топе по количеству заболевших.
— Может, такое число заболевших из-за того, что все втихую работают и не соблюдают карантин?
— А властям был непонятен наш менталитет?
— Кстати, кто и как сейчас приходит в ваши заведения и салоны красоты?
— Мы открыто приглашаем всех в соцсетях. Можно просто идти по улице и зайти. Работаем как раньше. За счет этого хоть чуть-чуть выровняли показатели — за счет закрытых конкурентов сделали новую базу клиентов. Авось выживем после общего открытия.
Пока у меня просто колоссальные потери. И долги, и невыплаченные обязательства: проценты, кредиты, платежи. Прямые потери — минимум семь миллионов, косвенные (если считать потерянные доходы за апрель и так далее) — до 20–30 и больше.
— В такой ситуации вы понимаете, почему власти почти не помогают бизнесу?
— Считаю, что Путина будто подменили. Он же был нормальный. Буквально с начала этого года все изменилось — еще до коронавируса он начал с этими поправками к Конституции. Это вообще треш. Он же сам клялся много раз, что не будет этого делать. И сейчас берет и делает все ровно наоборот.
— Считаете, раньше он никогда не врал?
— С пенсионным возрастом врал, с НДС врал. Но это хотя бы можно было как-то объяснить — что он идет на непопулярные меры, чтобы сделать лучше для страны. С поправками очевидно, что он все делает для себя. Это личная заинтересованность, из-за которой страна идет под откос.
— Ладно. Поправки вы объясняете личной заинтересованностью. В чем может быть выгода от краха бизнеса?
— Тут либо старческий маразм, либо полная оторванность от жизни. Я вообще не вижу никаких логичных объяснений этому. Если бы он сделал нормальную поддержку [бизнеса и населения] или хотя бы выполнил то, что пообещал, его бы рейтинг вырос обратно. А мало того, что были принятые мизерные меры, так они еще и не выполнялись. Это же удар по собственному же имиджу. Я не понимаю, неужели он этого не видит? Зашкерился в бункер свой, сидит и оттуда что-то там вещает.
— Думаете, не видит?
— Наверно. Я не знаю, как еще объяснить то, что все свалили на губернатора, который сам не может принять никакое решение и боится ответственности. Ну отправят его в отставку, а экономику кто вернет городу? Ведь предприятия, которые сейчас уходят в тень, не вернутся из нее. Все нужно будет восстанавливать десятилетиями. С таким трудом выводили экономику из «серой зоны», люди начали потихоньку налоги платить, а сейчас все обратно — назад на десятилетия.
— Раньше вы были фанатом Путина.
— Да. Сейчас скажут, что я переобулся. Понимаете, у меня была настолько сильная вера в него — как в бога практически. Я стихи про него писал. Я чуть ли не жизнь готов был отдать за товарища. Я с сыном не разговаривал.
А сейчас расколотил дома все кружки с его изображением, все футболки порвал. От любви до ненависти один шаг. И сейчас с глаз будто пелену сняли — я вижу врага, который уничтожает страну. Я считаю, что раньше был слеп. Мне очень стыдно в этом признаваться. У меня все было хорошо, меня лично не касалась бедность и прочее. Я думал, у нас все хорошо.
— Помню, как вы в интервью мне говорили, что в России легче легкого зарабатывать больше 100 тысяч.
— Да. Слава богу, хотя бы эта беда позволила увидеть истину. У меня забрали веру, и это ужасно. Теперь я понимаю, что будущего в стране нет. Сейчас примут эту Конституцию независимо от нашего голосования — и все. Мы сейчас даже не в застое, как при позднем Брежневе, а в отстое.
— Раньше вы тоже замечали какие-то недостатки, но списывали на рядовых чиновников. Почему теперь Путин виноват?
— Потому что я заметил его на прямом вранье. Обнуление сроков — это вообще ни в какие ворота не лезет.
— Теперь вы оппозиционер?
— Если будет малейший митинг или еще что-то, я с радостью присоединюсь. Жалко только, что у нас их нормальных не бывает. Ходить с плакатами со школотой и получать палкой от гвардейцев — мало радости.
— Раньше Путин был для вас политиком, на которого можно ориентироваться. Сейчас вообще никого не осталось?
— В России больше 140 миллионов жителей. И лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Мне кажется, сейчас кто угодно был бы лучше, чем Путин. Вообще кто угодно. Вы не поверите, но когда я смотрел его обращения из-за коронавируса, я плакал. С каждым его словом у меня уходила вера из души.
— Не думаете уехать из страны?
— Нет. Я люблю свою страну. Мне кажется, что у нашей страны будущего очень мало. Но я просто даже не представляю, что я буду делать в другой стране.
— А здесь?
— Да и здесь.
— Окей, в Путине вы разочарованы. Что насчет губернатора Беглова?
— Тварь редкая. Я думал, что хуже Сергея Бордюровича Собянина сложно придумать, но есть Беглов. У Собянина хотя бы действительно есть тысячи заболевших, что хоть как-то оправдывает пропуска и прочие вещи. Но зачем все обрезать в Питере?
— Если не вводить ограничения, заболевших будет больше.
— Мне кажется, что людей, которые не получили нужную медицинскую помощь, сейчас больше, чем погибших от коронавируса. Но самое главное, что я убежден: впереди нас ждет повторение 1990-х. Ведь не нужно быть экономистом, чтобы понимать: если бизнес уничтожен, люди остались без работы и им не на что жить. Возможно, пока мы этого не наблюдаем, потому что у людей были какие-то сбережения, они отменили отпуска, на которые копили, и так далее. Но что дальше? Мы будем сосать как в 90-е, извините.
— То есть вы стоите на мнении, что вообще ничего не надо было закрывать?
— Я убежден в этом, так как заведомо было известно, что никто их [ограничения] не будет соблюдать. Рыба не бывает наполовину тухлой. Если вы вводите ограничения, то заставляйте всех их соблюдать. Выгоняйте патруль на улицу. А сейчас получается, что мы угробили экономику и не достигли никаких результатов в плане вируса.
Мне интересно, что они будут делать, когда все откроют? Сейчас, чтобы заново запустить многие бизнесы, нужно потратить столько же, как если открывать новое дело. И какую смелость нужно иметь, чтобы сейчас заново строить какой-то бизнес?
— Вам не нужно будет заново отстраивать как минимум 70 бизнесов, которые открыто работают. По ним вы вообще просели в оборотах?
— Сейчас мы в плюсе по сравнению с обычным временем. У нас поток людей, все по чуть-чуть забито. Ловим гешефт за счет того, что забираем клиентов у закрытых конкурентов. Но, мне кажется, абсолютно у всех все будет очень херово, когда все откроют, — просто потому что люди массово потеряли доходы и они будут меньше тратить. Уверен, нас ждет массовое разорение.
— То есть люди совсем не боятся вируса?
— Я не буду врать, что у нас все сотрудники работают в этих «скафандрах», но, конечно, они в масках. Мне совсем не кажется, что у нас высокая вероятность заразиться. Гораздо больше шансов заразиться в любом продуктовом, где толпы людей, или в метро. А среди посетителей — кто боится, тот и не придет. Они сидят дома. То же самое с сотрудниками, которые опасаются заболеть.
— Вы не считаете, что, работая нелегально, вы злите власть и тем самым отдаляете дату официального снятия ограничений?
— Я уверен, что все наоборот. Чем больше работает людей в открытую, тем больше надежда, что губернатор со своими упырями проведет какое-нибудь совещание и решит, что уже нет смысла мучить народ дальше. Какой-нибудь советник скажет Беглову: «Если людей дальше мучить, то народ и митинг устроит, и Смольный снесет? Может, хватит?»
Хороший пример — парки. Я каждый день с 28 марта хожу с маленькой дочкой в парк 300-летия [на берегу Финского залива]. Первое время там ездили менты, кого-то ловили периодически, выписывали штраф и так далее. Как только потеплело, народ массово попер в парк. Менты приехали, увидели это и перестали туда ездить.
То же самое с бизнесом. Если работает одно, три, пять, десять заведений, их легко наказать и закрыть. Когда их сотни — у вас уже не хватит ресурсов.
— Вы вообще не понимаете коллег, которые действуют по закону?
— Считаю, что в данном случае они ведут себя как стадо, повинуясь беспредельным постановлениям и указам. Создают прецедент, по которому власть и дальше будет нас нагибать. Сегодня они запретили это, завтра запретят ходить, послезавтра — бегать, а потом и дышать. А мы все должны исполнять? Единственный способ убрать несправедливый закон — массово его не исполнять.
— Вам не кажется, что такой подход только создает стимулы работать в «серой зоне»?
— Сейчас сама ситуация создает ужаснейший прецедент, когда каждый коммерсант начинает понимать, что соблюдать закон невыгодно. Это огромная мина замедленного действия, которая снесет экономику как цунами.
— Одно из ваших с партнерами заведений — кафе Civil — фактически стало символом борьбы бизнеса с властью. Оно открыто работает, несмотря на многочисленные проверки. Туда проверяющие органы ходят каждый день?
— По два раза. Например, комитет имущественных отношений ходит. Мы с ходу спрашиваем: «Вам, здоровым мужикам, не стыдно таким заниматься? Вам пахать надо, а вы тут ходите и шакалите». Мы не считаем их за людей, считаем говном.
Думаю, что применительно к Civil они сейчас как-то добьют ситуацию, прикроют нас каким-то образом. Но лично я буду работать, пока росгвардейцы палками не начнут бить.
— В таких условиях та же полиция не пытается «заработать» на подпольно работающих заведениях?
— Я считаю, что те, кто пользуется подобным способом, очень рискуют уехать [в колонию]. Ментов же сажают на раз-два. А вот эти шакалы из комитета имущественных отношений, думаю, подобным образом промышляют.
— Вы считаете, что ваш открытый протест действительно может сработать?
— Не знаю. Я разочарован, что вокруг этого нет хайпа, нет шума. Хотя, на мой взгляд, протесты, когда «навальнята» ходят с плакатами и кричат всякие гадости, гораздо более глупы и неконструктивны. Получили палкой от гвардейца — протест закончился.
— Ваши основные бизнесы — это салоны красоты и общепит. Вы видите какое-то будущее для этих сфер после пандемии?
— Прогнозы самые пессимистические. Я убежден, что у нас будет тотальный коллапс экономики. Для меня истинная загадка, почему сейчас у людей есть деньги покурить кальян, постричься и сделать маникюр. В экономике все взаимосвязано, как один узел. Я удивлен, почему до сих пор нет волнового эффекта. Видимо, за счет запаса прочности. Но он стопроцентно будет. Предприятия массово будут закрываться. Покупательная способность будет стремиться к нулю. Это вызовет дальнейшее сокращение всего, пока не выровняется рынок и не останется маленькое количество кафе, ресторанов и салонов, и опять начнется развитие экономики. Но на это годы могут уйти.
Даже наш «волшебный» [Михаил] Мишустин с гордостью на лице докладывает, что мы к концу следующего года выйдем на показатели этого марта. Стоит ли радоваться этому? Чему тут радоваться? Тому, что мы откатились назад на два года, когда мы каждый день и так в гонке отстаем? Учитывая, что они всегда ****** (врут, — прим. «Медузы») и преувеличивают в 2–3 раза, значит, не к концу следующего года мы вернемся к марту, а в лучшем случае к 23-му или 24-му году.
— На ваш взгляд, Путин несет полную ответственность за это?
— Да. На мой взгляд он в первом выступлении мог сказать: «Ребята, мы находимся в жесточайшей беде, все должны сплотиться. Я не могу принять никаких мер, но арендодатели, не берите аренду с арендаторов, за это мы вам прощаем налог на имущество; жилищно-коммунальным службам — не брать за коммунальные услуги, за это мы вам выделяем беспроцентные целевые кредиты, которые вы погасите когда-то еще; банки, не берите платежи — дайте кредитные каникулы, за это получите беспроцентные кредиты от Центробанка». Народ бы Путина на руках носил, в попу целовал и молился бы на лидера. И после этого он бы сказал: «На это, как вы понимаете, мы потратили много триллионов рублей, мы оказываем огромную поддержку из бюджета, и у меня к вам встречная просьба: соблюдайте карантин, сидите дома нормально». Но этого не было сделано. В итоге они заплатят в десятки, в тысячи раз больше.
— Раньше вы работали в «серой зоне», получали сотни штрафов за нарушение законов, но вас не «закрывали». Не думали, что так было из-за вашей любви к Путину и без нее вас могут быстро посадить?
— Я за него топил просто потому, что верил. Сейчас я точно так же верю в обратное. Скрывать веру во что бы то ни было и свои убеждения — это то же самое, что залезать «под шконку». Этот вопрос — то же самое, как когда меня спрашивали, не опасаюсь ли я так работать. Конечно, мы все опасаемся. Но тогда ничего не надо делать, сидеть и ждать, когда он даст отмашку, и ровно в этот день коронавирус исчезнет, правильно?
— Правильно ли я понимаю, что больше всего вы опасаетесь именно этого момента? Когда все официально откроют.
— Да, мне кажется, что после этого практически сразу покупательская способность просто рухнет. Когда все откроется, когда надо будет платить аренду, платежи, зарплаты, налоги и прочее, за счет чего бизнесы будут выживать при пониженной покупательной способности?
Мне вся эта ситуация напоминает горбачевские меры по борьбе с пьянством. Когда в рамках сухого закона сожгли виноградники. Чиновники типа Беглова бежали и сжигали эти виноградники. А те, кто сопротивлялся, говорили им: «Спирт же из пшеницы, давайте и пшеничные, и картофельные поля сожжем». Их сажали в тюрьму, говорили «вы — оппозиционеры», отправляли в психушку и прочее. В итоге сожгли все виноградники на фиг, винодельни убили. Я вчера купил крымское вино и вылил его в помойку, потому что это жуткая гадость. Сейчас то же самое. Благая цель — борьба с коронавирусом, а под эту лавочку уничтожается все. И чиновники сейчас соревнуются — кто быстрее все уничтожит.
"Убили Сергея Мохнаткина" - разносят в соцсетях горестную весть те, кто следил за судьбой этого несгибаемого политзека. 31 декабря 2009 года на Триумфальной площади он вступил в бой с карательной системой и отправился на зону. Потом были избиения и голодовки в колонии, годы борьбы, новые уголовные дела, пыточные условия строгого режима. Мохнаткин вышел на свободу в 2018 году. Здоровье его было подорвано.
Вот так смерть достает зэков на воле. Редкий был по нашим временам человек, несгибаемый. Мог в одиночку стоять, причем не на публику и под фотокамеры, как ныне принято, а по-настоящему, до конца. Настоящий боец со злом - без пафоса и преувеличений. Всего 66 лет ему было...
Надо поименно вспомнить всех, кто убивал Сергея Мохнаткина. Полицейских, следователей, прокуроров, судей, уфсиновских палачей на зоне, сломавших ему позвоночник, снова судей и "врачей", довершавших палаческое дело...
Это тот случай, когда "не забудем, не простим" звучит к месту. Нельзя прощать такое.
Он был одним из лучших людей, которых я встречал в жизни. Двадцатый век почти полностью истребил в России этот тип людей - сильных, свободных, веселых, мужественных. ХХI век добивает чудом уцелевших. Тоска и ярость.
Сергей Мохнаткин - исключительный, небывалый и такой естественный, будто все такими должны быть. И правда должны, но он такой один. Встретились в августе на Пушкинской. В чем душа его держалась! Выпили всю кровь и переломали его изверги. Но сломить не смогли. Светлая память.
После первой отсидки его позвали на "Дождь". Он плохо сидел, его долго не выпускали после помилования, а потом так и не отдали его кошку, она осталась в зоне недалеко от Торжка - вышел он сгорбленным старичком, и вот на следующий день его первое интервью. В студии Парфенов и Познер. И тут заходит Сергей. Начинает говорить. Через некоторое время Познер с Парфеновым переглядываются и вдруг кто-то из них говорит: Сэр. Сэр Мохнаткин, позвольте задать вам еще один вопрос... Вот да, он был такой. Часто невыносимый, уперто принципиальный. Он поссорился со многими своими искренними защитниками, он сел снова, и там, под Архангельском, его фактически убили. Он очень мучился после отсидки, его сводила с ума боль в спине. Мученик своих принципов. Он служил им и Прекрасной Даме, которую всю жизнь искал, но и неподходящих все равно считал прекрасными. У него были настоящие друзья и Она, Прекрасная Дама. Несовременный, несвоевременный человек, чьи принципы были тверже его позвоночника.
Сергей Мохнаткин погиб на войне от ран, как старый солдат. Он, в отличие от большинства из нас, не праздным словом, а реально, физически бил зло в лицо, дубасил кулаком полицайские морды. За отчаянное сопротивление злу и отсидел три срока.
Гибель Сергея Мохнаткина - это не просто невосполнимая утрата. Таких раньше называли праведниками. Это еще и результат преступления. Убийство Мохнаткина обязательно должно быть расследовано, и все соучастники должны понести наказание. Соучастников много. Начиная от судьи Ковалевской и прокурора Сергуняевой (первый неправедный приговор), включая сотрудников ИК-4 города Котлас, которые целенаправленно ломали ему позвоночник, и многих других. Список Мохнаткина, скорее всего, будет не меньше списка Магнитского. Тот факт, что от причинения оказавшегося в совокупности смертельным вреда до гибели прошло время, решающего значения не имеет. Как и то, что каждый из тех, кто его убивал, возможно, и не имел именно такой цели... Удивительный праведник Мохнаткин погиб, а эти мрази радуются жизни. В этом есть что-то очень несправедливое.
Одиннадцать лет назад случайный прохожий - даже не участник протестного митинга - на Триумфальной площади в Москве, во время очередной акции 31 числа, вступился за человека, которому крутили руки полицейские.
Его арестовали, судили, посадили. Потом еще, потом еще. Всего у него было пять приговоров.
В тюрьме его часто и жестоко били. Наконец в декабре прошлого года появились такие сообщения: "Сергей Мохнаткин госпитализирован в больницу в тяжелом состоянии. Около месяца назад у него начались осложнения травмы, полученной во время пребывания в тюрьме: в 2016 году в ИК-4 Архангельска сотрудники ФСИН сломали Сергею Мохнаткину позвоночник. По словам его близких, добиться госпитализации сейчас удалось только с помощью правозащитников".
После перелома позвоночника избиения в тюрьме не прекратились. Его отказывались лечить.
К моменту этой публикации у Мохнаткина отказали ноги, он мог лежать только на одном боку. Теперь он умер.
Умер он уже не в тюрьме, поэтому за это никто не ответит.
Ну, в смысле, не ответит прямо сейчас. Очень важно дождаться, не забыть этого.
Мохнаткин был интересным и незаурядным человеком. Бывал непримиримым, гневался, злился, жестил, а внутри - оказывался ребенком, которому очень не хватало любви. ...Второй срок его добил. Избиения, которым он подвергся в колонии, его нагнали на воле.
Блядь... Серега Мохнаткин умер. Один из единиц, кто оставался там еще не сломленным. Кто не пошел ни на какие компромисы. Отсидел семь, если не ошибаюсь, лет. Заступился на акции за женщину, которую избивали менты. Впаял в челюсть. Вышел. Второй срок получил ровно за это же. Снова заступился за избиваемую женщину, снова впаял в челюсть космонавту. А потом, в тюрьме, получил и третий. Но так и не прогнулся. Ему в тюрьме два раза сломали позвоночник - но его самого так и не сломали. Последние года два жил с дырой в спине. Остался собой до конца. Не умер - убили, конечно же. Пытали, избивали, ломали - и убили. Покойся с миром, дружище. Земля тебе пухом, брат. Спасибо тебе.
Чтобы в стране произошли изменения к лучшему, у многих людей противостояние поганой путинской власти, неповиновение, сопротивление ей должны стать внутренней потребностью, по силе перевешивающей все издержки и риски. Даже риск потери свободы, здоровья, жизни. У Сергея Мохнаткина такая потребность была. Жаль, что таких пока немного.
Я читал, что система хотела его убить и убила. Я так не думаю. Я думаю, что его тюремщики хотели, чтобы он мучался как можно дольше. Если бы это зависело от их воли, он бы жил вечно и вечно страдал, в наказание за свою дерзость и в назидание другим, не желающим сидеть смирно. Я не рассчитываю, что людей, которые его замучали, когда-нибудь ждет справедливый суд. Справедливого суда над подобными людьми в России никогда не было и, вероятно, в ближайшие столетия не будет. Но вариант, при котором после очередной смены ветра тюремщики Мохнаткина внезапно окажутся в его положении и их будут мучать другие такие же, как они, так же тупо, монотонно и безжалостно, в России вполне возможен.
Умер Сергей Мохнаткин, настоящий человек. Не политик, не оппозиционер, не диссидент, просто гражданин России, живший по совести. Он один сделал то, на что никто из нас не решается: проходя мимо митинга, вступился за женщину, которую избивали менты, 31 декабря 2009 года, на Триумфальной. И продолжал выступать против беспредела всюду, куда система его швыряла: в СИЗО, колониях, судах. Его все сильнее били и ломали -- не сломили характер, но сломали позвоночник.
"Несколько сотрудников попинали хорошенько на полу, а один здоровый (килограммов сто) коленом рухнул на спину, на поясницу – я сразу почувствовал перелом. Боль сильная. Лучше все-таки руки ломать или ноги, чем позвоночник. Даже мечтал сознание потерять, пока он этим коленом на моем уже переломанном позвоночнике стоял".
Со сломанным позвоночником его отправили в СИЗО: "Меня закинули, как мешок с костями, в автозак, перевезли в СИЗО. Там отказались оказывать медицинскую помощь, вызывать скорую. Я кричал: "Сделайте рентген, чтобы не было - симулянт или не симулянт". Его сделали много позже. Попытались, в том числе судмедэксперт, скрыть дату перелома и обстоятельства". И продолжали, переломанного, избивать дальше, уже в ИК-21 под Плесецком.
После освобождения, находясь под следствием по новому делу, он продолжал заниматься правозащитой, возглавлял тверское отделение движения "За права человека". На позвоночнике была сделана операция, но ситуация ухудшалась. В конце 2019-го у него отказали ноги. "Он лежит на одном боку. Перевернуть его на другой бок или на спину нет возможности, потому что страшные боли. Даже обезболивающие не помогают", - рассказывала его жена. Появились пролежни. Его перебрасывали из больницы в больницу, из Твери в Конаково, от него отказался Склиф. Медленная, мучительная смерть. Просто проходил мимо. Просто вступился за женщину - когда мы все жмемся по стенам, снимаем на мобильник и скандируем "позор". Как же нас всех запугали. Ему сломали спину, а нам - волю.
Очень тяжело все это сейчас вспоминать и писать, сжимаются кулаки и стоит ком у горла. Из таких людей, как Юрий Дмитриев и Сергей Мохнаткин, и состоит настоящая, коренная Россия. Которую почему-то не забили в ХХ веке, а сейчас добивают, доламывают ментовским сапогом.
Алексей Парщиков какое-то время работал в журнале «Дружба народов». С ним вместе трудился прекрасный поэт Виктор Коркия, а ответственным секретарем был некий здоровенный детина, косая сажень в плечах, бывший второй секретарь Симферопольского райкома комсомола или что-то такое, но точно помню – функционер из Крыма.
Однажды прекрасным московским утром ответственный секретарь этот пошел вместе с Парщиковым за пирожками.
Коркия остался один в редакции и сидел – читал корреспонденцию.
И тут приходит посетитель.
– Здравствуйте, вы прочитали мою рукопись под таким-то зарегистрированным номером?
Коркия осведомляется в ведомости и видит, что рукопись давно утеряна и никем не прочитана.
– Мы ее потеряли.
– Я так и знал, – говорит посетитель и распахивает пальто.
Из-под полы он достает три вещи: рукопись, топор и веревку.
Рукопись кладет перед Коркия, топор врубает в крышку стола, а веревкой привязывает поэта к стулу.
– Читайте, я буду переворачивать.
Делать нечего, Коркия читает.
Посетитель время от времени осведомляется:
– Переворачивать?
И тут возвращается Парщиков с крымским этим секретарем, который сразу понимает – что к чему и одним ударом вырубает правонарушителя.
После чего отвязывает Коркия, а на его место поднимает с пола дядьку, которого для надежности привязывает к стулу.
Тем временем Парщиков звонит в милицию и сообщает: «Посетитель захватил редакцию, связал работника, есть топор».
Милиция врывается в «Дружбу народов», валит на пол Коркия и отвязывает правонарушителя.
И только после этого разбираются кто есть кто на самом деле.
В результате пострадавший Коркия получает отпуск и премию двадцать рублей.
Однажды Лилианна Зиновьевна Лунгина попросила меня проводить ее на улицу Правды к любимым друзьям Золотухиным и пообещала, что в гости мне идти не придется: она знала, как я робею. Робел я не перед известностью Золотухина в те годы - он был заместителем Егора Гайдара по фракции в Думе, и мы каждый день видели его по телевизору, от которого не отлипали; нет, я робел потому, что знал, кто он такой, еще до того, как советская власть рухнула. И, предвидя западню, не очень-то хотел провожать Лилианну Зиновьевну на улицу Правды, но отказать не мог. Всё решилось у домофона. Она как бы случайно выдала мое присутствие, я был решительно приглашен, поднялся с ней к Золотухиным и остался там навсегда.
Первый год я всё собирался с нахальством, чтобы спросить у него самого, как он решился произнести ту речь, в защиту Гинзбурга? Признаться, я никогда прежде не бывал рядом с героем. Но когда стало можно спросить, оказалось, у меня уже нет вопроса. Потому что, оказалось, находясь рядом с ним, всё ясно. Рядом с ним невозможно предположить, что есть более важные критерии существования, чем правда, милость, гордость и честь. В его присутствии всё лучшее так естественно, как будто иначе и быть не может, - и остается только недоумевать, откуда в тебе трусость, лживость, равнодушие.
Я все-таки спросил. Получил ответ: «Гинзбург был невиновен».
Великой традиции русских защитников, идущей, думаю, не только от Спасовича, Кони, Карабчевского, но от Герцена, декабристов, Толстого, Борис Андреевич наследовал во времена, когда сама идея отстаивать человека перед властью была самоубийственна. Успешный адвокат, после той речи он был изгнан отовсюду и на двадцать лет сделался юрисконсультом стройконторы, а потом пасечником в деревне Никитино-Троицкое. И все эти годы консультировал правозащитников, участвуя в их деятельности. Имя Золотухина, рядом с именами Софьи Васильевны Каллистратовой и Дины Исааковны Каминской – рядом с именами Владимира Буковского, Петра Григоренко, Анатолия Марченко, Ларисы Богораз, Сергея Ковалева, которых они защищали, – рядом с именами Сахарова и, в те годы, Солженицына – значило для всех, кто хотел знать правду об отечестве и о самом себе, столько, сколько для капитана корабля значит Большая Медведица. Присутствие этих людей все меняло. В их присутствии было стыдно врать и бояться - даже если мы продолжали. Оно возвращало смысл словам «родина», «достоинство», «совесть». И спасало надежду. Коммунистическая империя рухнула не потому, что отжила свое. Она отжила свое, потому что были такие люди. И двадцать лет отсутствия Золотухина в залах судебных заседаний (мёд из Никитина-Троицкого был превосходным, я пробовал) были годами его ненарочного, незапланированного участия в судьбах и сердцах многих людей, в том числе молодых, узнававших о нем и его подвиге. Вот кого, помимо диссидентов, он защищал. И выиграл этот процесс. Среди этих молодых людей был, я уверен, Егор Гайдар - и всё поколение реформаторов России.
Сделанное Золотухиным в ранние ельцинские годы (когда началось вторжение в Чечню, он в знак протеста оставил все свои посты) принадлежит нашим детям, а может, внукам. К сожалению, не нам. Мы не смогли защитить сделанное им. Мы так себе граждане. Но если сохранится на карте мира Россия как государство - там не просто будут помнить о роли Золотухина в реформировании судебной системы, включая возвращение суда присяжных: там эту реформу в полной мере осуществят. Потому что у страны, если она хочет быть, нет других вариантов.
Но нам досталось его присутствие. Особенно, что говорить, мне. Во-первых, мёд. Да и во-вторых, собственно, мёд, только невидимый.
Возможно, вы думаете, раз он адвокат, то прекрасно говорит. Вы не ошибаетесь. Он один из лучших рассказчиков на свете. Но чего вам не досталось знать - какой он слушатель. Ничего удивительного, что их с Мариной Петровной дружеским кругом, не светским, а дружеским, были лучшие из лучших поэтов, писателей, музыкантов, художников. Это очень просто: когда есть такой слушатель - Самойлов пишет такие стихи, Войнович такую прозу, Окуджава такие песни, Штейнберг такие картины, а Гутман и Вирсаладзе так играют. Я пришел на улицу Правды, когда этот пир уже закончился. Сидел на этих стульях, пил этот мед, стараясь не промахнуться. Никогда не пойму, за что мне выпала такая честь. Но она никогда не кончится.
Сегодня Борису Андреевичу девяносто. День моего счастья.
Не знаешь, куда деться. Каждый раз, показывая паспорт, хочется опустить глаза. Настоящий стыд перед любым пограничником любой страны, особенно на украинской границе.
Как будто ты соучастник и представитель всей грязи, что являет собой нынешнее поведение и устройство твоей родины.
Провалиться под землю от стыда, от беспомощности в стремлении отделиться от этого позора.
Обман везде и всегда, войны, преступления полиции, КГБ и военных, круговая порука и паханат. Украина, Сирия. Шпионаж и провокации. Российское жлобство - эмигрирующее, скупающее, распространяющееся по всему миру, как яд и вирус.
Наглый грабеж собственного народа циничными бандитствующими властями при молчаливом трусливом согласии моего народа, торжество силового гопничества на всех уровнях. Вековое пинание ногами и гнобление всего человечного, прогрессивного, доброго и умного. Страна, умеющая производить только оружие, но так и не сумевшая самостоятельно изобрести и произвести автомобиль и стиральную машину. Безнаказанная наглость, лютое бесстыдство, железная бесчеловечность, дикая алчность, дикая ложь, серьезная угроза всем и каждому, кто не в системе или не согласен, и все это под красивыми московскими фасадами, дорогими пиджаками и нагло улыбающейся миной при плохой игре, прикрывающими несусветную бедность деревень и падшесть правящих бал душ - это собирательный образ физиономии сегодняшней России.
И я своим паспортом причастен ко всей этой вакханалии зла, где могли только чудом выживать по-настоящему прекрасные вещи. Я невольно причастен и к тому редкостно прекрасному, что выживало в режиме СССР - к концертам Рихтера и Керера, к великим волшебным рукам Мравинского, управляющим чудом музыки, к разговорам о главном, которые велись интеллигенцией только на кухнях и так тихо, чтоб тсссс, а иначе - конец... Я виновен в том, что стоял мальчишкой на школьных линейках и не возмущался тюремным системным "коммунистическим" цирком, где показно ревели учителя на похоронах Брежнева, потому что иначе было нельзя. Мой паспорт - это преступления советских войск в Афганистане, это Чернобыль, это бандитизм 90-х, унесший десятки тысяч жизней в переделе собственности, хозяевами которой в итоге оказались преступники, представляющие сейчас собой российскую власть. Мой паспорт - это избиение школьников и студентов на мирной демонстрации путинскими рабами-силовиками. Мой паспорт - это подбрасываемые ментовней наркотики честным журналистам. Мой паспорт - это моя мама и ее друзья, это люди 70-80 ти лет, честно проработавшие всю жизнь на свою страну, но опять боящиеся говорить правду по телефону сейчас, в 2019 году, и уже в течение нескольких лет. Мой паспорт - это нежелание моей бывшей страны признать ошибки и преступления. Союзничество Сталина с Гитлером вплоть до 22 го июня 41го, захват Прибалтики, раздел Польши вместе с фюрером, позорная финская война. Голодоморы, изгнания коренных жителей с их территорий, миллионы невинно расстрелянных, в числе которых мой дед. Тотальное стукачество и страх, нескончаемый и безнаказанный беспредел силовиков в течение ста лет. Мой паспорт сейчас - это обманутые, оболваненные пропагандой люди Донбасса, думающие, что воюют вместе с российскими диверсантами-наемниками против каких-то "украинских фашистов", это десятки тысяч погибших украинцев с другой стороны, защищающих свою страну, среди которых есть и русские, и грузины, и евреи, и все они ненавидят фашизм, и все они понимают, кто спровоцировал, начал и поддерживает эту войну - правительство России. Мой российский паспорт - это всегда настороженные лица европейцев и американцев, которые склонны ожидать от нас чего угодно, и они правы, потому что научены опытом.
Мой паспорт - это мое детство среди крашенных белой краской окон со шпингалетами, которые с трудом запихиваешь движениями вправо-влево в маленькую железную скобочку внизу, нажимая изо всех сил другой рукой на раму. Это торжественные праздники вместо искренних слез памяти о погибших, вместо заботы о ветеранах. Это пропахшие мочой подворотни и парадные с ободранными лифтами. Это скрипящий паркет, который так ненавистно мыть, покрывать мастикой и натирать. Это прекрасные девчонки, одношкольницы и однокурсницы, такие светлые, умные и чувтсвенные, которые теперь, по прошествии 30 ти с лишним лет, несут в большинстве своем лишь глубокую грусть и разочарование в глазах. В тех самых глазах, которые я помню улыбающимися, смеющимися, озорными, игривыми, жаждущими наслаждаться жизнью, чудесными...
Мой паспорт - это полвека больших надежд, которые не сбылись, сменившись стыдом за мою родину и страхом за моих друзей и близких, оставшихся там.
Я полагаю, что у меня в руках мой последний паспорт гражданина страны Россия, который скоро закончится, и новый я получать не собираюсь. Не хочу.
Поскольку Владимир Путин решил слукавить в ответ на заявление Коммунистической партии о том, что новая Конституция делает власть Президента безграничной, нужно сделать пояснение. К сожалению, не все разбирались в этих поправках, они неслучайно такие гигантские. Дело в том, что Путин и его команда хорошо знают, что это дополнительное расширение и без того огромной президентской власти – непопулярная идея в России сегодня, и поэтому пытаются её всячески спрятать.
Путин заявил, что «существенная часть полномочий отдается парламенту», потому что «теперь окончательное решение по председателю правительства принимает сам парламент, так же, как по министрам, а президент в предложенном варианте конституции не имеет права их отклонить». Путин отсылает к новой версии статьи 112, согласно которой, действительно, «Президент не вправе отказать в назначении на должность» вице-премьеров и министров, чьи кандидатуры утверждены Думой.
Звучит сильно, правда? Сам Президент - и «не вправе»! Наверняка тот, кто ограничивает Президента – он сильнее Президента, верно?
1. Уже ясно, что давление на людей в стране на этот раз вышло на какой-то совершенно новый уровень. Врачи, учителя, чиновники, служащие подвергаются прямому шантажу. Я уверен, что каждый, кто читает этот пост, уже слышал от своих знакомых: а) о том, что на них давят; б) что давят так грубо, как раньше не давили. Впервые вместе с требованием прийти на голосование озвучивается требование привести троих-четверых человек. В моём окружении только за последние три дня таких людей на порядок больше, даже чем было в 2018 году.
2. Причина этого очень проста. Путин несколько дней назад дал новое требование – обеспечить более 50% голосов «за» от всего населения. Это гораздо больше, чем в стране реально есть людей, которые готовы поддержать путинское пожизненное президентство – как минимум, процентов на 15. У них просто нет столько ресурсов – и даже нет денег, чтобы купить эти голоса. Страна сильно поменялась за последние два года, она устала от Путина, Путин навсегда ей не нужен.
3. Поэтому единственный их шанс состоит в том, чтобы физически заставить десятки миллионов людей проголосовать и промолчать о том, что их заставили.
4. Законно ли это? Разумеется, нет. В том самом Законе о поправке, который регулирует это голосование, прямым текстом написано: «Никто не вправе оказывать воздействие на гражданина Российской Федерации с целью принудить его к участию или неучастию в общероссийском голосовании, а также препятствовать его свободному волеизъявлению».
5. В этом плане есть одно слабое место. Он может сработать, только если те, кого заставляют, будут молчать. Если прямо сейчас хотя бы несколько десятков человек прямо и публично, с именами и указанием мест работы опубликуют посты, что их принуждают к голосованию – весь этот план рассыплется в прах. А запасного плана нет. Каждый такой пост сейчас может поменять ситуацию радикально.
6. Есть ли в этом риск? Есть. Может ли за этим последовать месть? Может. Но, собственно, только так мы и узнаем, пережал Путин или нет – достаточно ли тех, кому его пожизненное правление поперёк горла, или нет. Факт состоит в том, что чем больше будет таких публичных заявлений, тем ниже риск мести. Если их будет пятьдесят, этот риск будет равен нулю.
7. Есть мнение, что можно пойти голосовать под принуждением, но проголосовать «против». Однако, к сожалению, этот плебисцит отличается от всех предыдущих выборов тем, что нет даже теоретической возможности проконтролировать его результаты. Если раньше на многих избирательных участках были независимые наблюдатели, которые бились за каждый голос, то теперь их либо не будет, либо их возможности обеспечить контроль будут практически сведены к нулю. Проголосовать «против» - это, безусловно, также смелый поступок (особенно для тех, кого будут принуждать фотографировать заполненный бюллетень). Однако шансов, что этот голос будет учтён, увы, не так много.
8. Самый большой цинизм происходящего – это то, что насилие сейчас применяют как раз к тем людям, которых эта система эксплуатирует сильнее всего. Учителя, врачи, чиновники нижнего звена – именно их она заваливает бессмысленной бумажной работой, именно на них орут распоясавшиеся начальники, именно им она не дает делать то, что они хотели бы делать – служить людям. Достало ли их это – увидим. Никто не имеет права ничего от них требовать.