Ах, какая была держава! Ах, какие в ней люди были!...

«Раньше единственное, что мы могли себе позволить, так это погонять в футбол, а молодежная организация предоставил нам в рас­поряжение настоящий спортинвентарь и возможность посе­щать недоступные раньше спортивные залы, бассейны и даже стадионы. Я никогда в жизни не мог поехать куда-нибудь на каникулах — у отца гроша за душой не было. А теперь, при новой власти за пустяковые деньги я мог отправиться в прекрас­ный лагерь где-нибудь в горах, на берегу реки или даже у моря».


Отсюда

Любимое. Пятимесячное.

Зверь на совушку похожий,
Именуемый Котом,
На ларе сидит в прихожей,
Окружив себя хвостом.
Через щелочки-прищурки,
В темноте мерцает он,
На его пушистой шкурке,
Загогулин миллион.

А на морде - для красы -
Врастопыр бровеусы
Ни мурлыка и ни мява.
Он так важен потому,
Что сейчас придут
ХОЗЯBА,
И начнут служить ему.

Нассссссстя.

Че надо?



В борьбе с цветами полная победа - часть подоконника отвоевана в качестве лежанки.
Надо же где-то кошатику лежать? Верно?

(no subject)

Первый день.



Второй день.
Насте чуть больше месяца.

Баллада о доброте.

Давненько я не баловал френдов.
А обещал-то, обещал...
Исправлюсь.
Сегодня Ошанин.

           Вступление

 

История душу мою полонила,

Когда довелось мне стоять в тишине

Над водами Ганга, Евфрата и Нила

В раздумьях о самом сегодняшнем дне.

Под ржанье и топот бесчисленный конский

Сначала случайно, потом неспроста,

Дороги, где шел Александр Македонский,

Как музыку боли читал я с листа.

Он кто? Полубог справедливый и добрый?

Счастливец, из тех, кто не гибнет в огне?

Жестокий философ? Великий географ?

Иль просто убийца на черном коне?

Ушедшие полузабытые тени

Ложатся на камни сегодняшних дней,

Чтоб нам открывалось столетий сплетенье,

Чтоб самое дальнее было видней.

 

БАЛЛАДА О ДОБРОТЕ

 

Когда Александр Македонский

Прошел по персидской земле,

Удача за ним, как девчонка,

Бежала в крови и в золе.

И, суд победителя правя,

 

( Ликуя, казня и даря, )

Вот еще из закромов...

Из-за пазухи вынув щенка-сироту,
Обратился Хозяин со словом к Коту:
"Вот что, серый! На время забудь про мышей:
Позаботиться надобно о малыше.
Будешь дядькой кутенку, пока подрастет?"-
"Мур-мур-мяу!" - согласно ответствовал Кот.
И тотчас озадачился множеством дел -
Обогрел и утешил, и песенку спел.
А потом о науках пошел разговор:
Как из блюдечка пить, как проситься во двор,
Как гонять петуха и сварливых гусей...
Время быстро бежало для новых друзей.
За весною весна, за метелью метель...
Вместо плаксы-щенка стал красавец кобель.
И, всему отведя в этой жизни черед,
Под садовым кустом упокоился Кот.
Долго гладил Хозяин притихшего Пса,
А потом произнес, поглядев в Небеса:
"Все мы смертны, лохматый... Но знай, что душа
Очень скоро в другого войдет малыша!"
Пес послушал, как-будто понять его смог,
И... под вечер котенка домой приволок.
Тоже - серого! С белым пятном на груди!..
Дескать, строго, Хозяин, меня не суди!
Видишь, маленький плачет? Налей молока!
Я же котику дядькой побуду пока...

День.

ДЕНЬ

 

Северный жался ко мне олень.

Годы летели прочь.

Я видел в жизни вечный день

И видел вечную ночь.

День мне реками резал путь

И мучил мои глаза,—

Ни уйти от него, ни уснуть,

Ни спрятать душу нельзя.

И я, измученный белой тоской,

Гоня все дневное прочь,

Шептал, к березе припав щекой:

«Ночь... Ночь... Ночь...»

И ночь тогда приходила ко мне,

Свет и снег темня,

Вьюгой звезды гася в окне,

Обволакивала меня.

Снегов бездомная чистота,

Сияний северных тень...

У ночи есть своя красота,

Но - день. День. День.

Экономическое

На днях прочитал книженцию Алана Гринспена.

Позволю себе пару цЫтат оттудова.

Первая

"Меня радовало, что я не работал в правительстве. Берне с женой жили в комплексе Матегдате и время от времени приглашали меня к себе на ужин. Последняя инициатива Белого дома не выходила у Артура из головы. Он сидел в задумчивости и приговаривал: «Боже мой. ну а теперь что они будут делать?» После того как Никсон ввел регулирование зарплат и цен, я стал довольно часто встречаться с Дональдом Рамсфелдом. Он возглавлял Про­грамму экономической стабилизации, в рамках которой осуществлялась новая инициатива. Кроме того. Рамсфелд руководил Советом по стоимости жизни, где его заместителем был Дик Чейни. Они часто обращались ко мне за консультацией, поскольку я неплохо разбирался в специфике отдельных отраслей экономики. Однако помочь им я мог лишь одним: указать, какие именно проблемы повлечет за собой замораживание цен на те или иные товары и услуги. То, с чем они столкнулись, называлось проблемой центра­лизованного планирования в условиях рыночной экономики. Рынок, как известно, всегда срывает попытки установить контроль над ним. Взять хотя бы ситуацию в текстильной промышленности. Из-за политического давления со стороны фермеров администрация не решилась установить потолок цен на хлопок-сырец, цена на который продолжала расти. В то же время цены на суровье (небеленую и некрашеную ткань, являющуюся пер­вичным продуктом переработки в текстильном производстве) были замо­рожены. Производители суровых тканей оказались в тисках — себестои­мость продукции росла, а поднимать на нее цену не разрешалось — и стали сворачивать бизнес: Производители готового текстиля и одежды тут же начали жаловаться на дефицит сырья, т.е. суровой ткани. Рамсфелд спросил меня: «Что же делать?» И я ответил ему: «Все очень просто — нужно поднять ценовой порог». Подобные ситуации возникали регулярно, из недели в не­делю, и через пару лет система регулирования цен попросту рухнула. Потом Никсон сам признался в том, что решение установить контроль над зарпла­тами и ценами было одним из худших в его политической практике. Но главное, он знал об этом с самого начала. Его действия были продиктованы исключительно политическими мотивами: предприниматели высказывались в пользу замораживания зарплат, а потребители приветствовали идею за­мораживания цен."

и вторая

"Отказ от регулирования экономики был одним из самых славных (и не­воспетых пока) достижений администрации президента Форда. Трудно даже представить, какими цепями был опутан американский бизнес в те годы. Авиатранспорт, грузовые автоперевозки, железные дороги, автобусное со­общение, трубопроводы, телефонная связь, телевидение, биржи, финансовые рынки, сберегательные банки, электроэнергетика — все эти отрасли рабо­тали в условиях жесткого регулирования. Деятельность компаний осущест­влялась под строгим контролем государства, вплоть до мельчайших деталей. Лучше всего, на мой взгляд, эту ситуацию описал Альфред Кан, острый на язык экономист из Корнеллского университета, которого Джимми Картер назначил руководителем Комитета гражданской авиации. Его называют отцом дерегулирования сферы авиаперевозок. В 1978 году, выступая с речью о необходимости перемен, Фред не удержался от комментария по поводу бесчисленных пустяковых решений, которые он и его ведомство должны были постоянно принимать: «Может ли оператор авиатакси приоб­рести пятидесятиместный самолет? Может ли вспомогательный авиапере­возчик транспортировать лошадей из Флориды в северо-восточные штаты? Следует ли разрешить регулярному перевозчику принимать на борт за­стрявших пассажиров чартерных рейсов и перевозить их по чартерным расценкам на тех местах, которые в противном случае остались бы неза­нятыми? Может ли перевозчик установить специальный тариф для лыжни­ков и должен ли он в этом случае возвращать им стоимость билета при отсутствии снега? Могут ли сотрудники двух аффилированных авиакомпа­ний носить одинаковую форму?»"