"Стыдные" вопросы о репрессиях в СССР и на Колыме: "сидели одни уголовники и только за дело" ?

[serednyak]

30 октября в современной России - день памяти жертв политических репрессий. Самые масштабные из них пришлись на период правления Иосифа Сталина (1929-1953).

Последнее время (при одобрении госпропаганды) общественное мнение пытаются склонить к тому, что "сидели в лагерях за дело", "в лагерях были одни уголовники", "число жертв незначительно".

Разберем все по пунктам в трех "стыдных" вопросах.

"Сколько сидело?"

Арсений Рогинский и Никита Охотин в 2005 подсчитали, что с 1921 по 1953 только по "политическим" статьям было осуждено 5,5 миллионов человек. 

Из них более миллиона было расстреляно.

Это цифры, не включающие раскулачивание и смерть от голода в 1930-1933 (в первом случае - около 4 миллионов человек, во втором - не менее 6 миллионов).

Также в 1937-1944 депортации подверглись около 2,4 миллионов человек.

Исследователи отмечают, что в 1941-1956 военными трибуналами и судами было осуждено свыше 36 миллионов человек.

"Из этих немыслимых миллионов только по «указам военного времени» было за этот период осуждено 17 961 420 человек (из них за прогулы – 11 454 119). 

Наказания по этим и подобным указам, как правило, были не слишком тяжелыми – часто осужденные не лишались свободы, а просто какой-то срок бесплатно трудились на «общественных работах» или даже на своем рабоче месте. 

И эта практика, и формулировки этих указов показывают, что их главная направленность – распространить систему принудительного труда за границу лагерей и спецпоселений.

Что касается лагерей ГУЛАГа, то с 1936 по 1946 ежегодная численность зэков составляла от 1,2 до 1,9 миллионов человек.

Своего пика "наполняемость" достигла в начале 50-х: в 1951 общее число заключенных - 2,54 миллиона человек.

 

Смертность в ГУЛАГе была высока: так только в 1933 умерло 67 тысяч заключенных из 440 000 (15%).

В 1943 году в лагерях и колониях умерло 279 тысяч человек, в 1947 - 68 000.

На Колыме лагеря УСВИТЛа - Управления Северо-Восточных исправительно-трудовых лагерей за годы сталинских репресий прошло 740 тысяч человек (по другим данным, свыше 800 тысяч). 

В УСВИТЛ входили подразделения: Берлаг, Заплаг, Маглаг, ИТЛ "Промжилстрой", Севлаг, Севвостлаг, Теньлаг, Юзлаг, Омсукчанлаг.

 

"Сидели одни уголовники" (вариант - "Сидели все за дело, по закону")?

Данное утверждение лучше разобрать на примере отдельного лагеря.

Возьмем например, колымский СевВостЛаг - на 1 января 1952 в нем было 154 453 заключенных, из них 17 823 – женщины. 

По составу: ст.58 УК (та самая, главная политическая) – 29 465 человек, 

бандитизм и убийства – 18 743, 

по Указу от 07.08.32 г. – 4 703, 

по Указу от 04.06.47 г. – 79 057, 

прочие – 19 230, 

из этого числа  - каторжане 3 255 человек.

Как видим - превосходство политических над "уголовниками" существенное, и стоит помнить, что бандитизм - соседняя с 58-й 59 статья УК РСФСР  давалась зачастую не "потомственным" блатарям, а прибалтийцам и украинцам (как бы не относиться сейчас к их вооруженному послевоенному сопротивлению советской власти).

Однако, для многих, наверно не ясен основной контингент послевоенного лагеря - "указники" 1947 года, кто это? Указ 1932 "о трех колосках" более отпечатался в историческом сознании.

Вот как про указ "четыре-шестых" пишет в "Архипелаге" Солженицын.

"Мы не можем только, достигнув 1947 года, умолчать об одном из грандиознейших сталинских Указов. Уже пришлось нам при 1932 годе упомянуть знаменитый Закон «от седьмого-восьмого», или «семь восьмых», закон, по которому обильно сажали - за колосок, за огурец, за две картошины, за щепку, за катушку ниток (в протоколе писалось «двести метров пошивочного материала», всё-таки стыдно было писать "катушка ниток" ) - всё на десять лет. 

Но потребности времени, как понимал их Сталин, менялись, и та десятка, которая казалась достаточной в ожидании свирепой войны, сейчас, после всемирно-исторической победы, выглядела слабовато. 

И опять, пренебрегая Кодексом или забыв, что есть уже многочисленные статьи и указы о хищениях и воровстве, - 4 июня 1947 года огласили перекрывающий их все Указ, который тут же был окрещен безунывными заключёнными как Указ четыре-шестых».

Превосходство нового Указа, во-первых, в его свежести: уже от самого появления Указа должны были вспыхнуть эти преступления и обеcпечиться обильный поток новоосуждённых.

Но ещё большее превосходство было в сроках: если за колосками отправлялась для храбрости не одна девка, а три («организованная шайка»), за огурцами или яблоками - несколько двенадцатилетних пацанов, - они получали до двадцати лет лагерей; на заводе верхний срок был отодвинут до двадцати пяти (самый этот срок, четвертная, теперь заменял смертную казнь, за несколько дней перед тем гуманно отменённую). 

Наконец, выпрямлялась давнишняя кривда, что только политическое недоносительство есть государственное преступление, - теперь и за бытовое недоносительство о хищении государственного или колхозного имущества вмазывалось три года лагерей или семь лет ссылки".

Солженицына многие не любят, так что можно обратиться и к официальным документам - в 1955 в Верховный Совет СССР перед процессом реабилитации была направлена такая справка. 

Из нее можно тоже почерпнуть несколько случаев "справедливого и соразмерного" наказания.

То есть практически половина зэков на Колыме сидела вот за это - мешок соли, телеграфный столб, доска длиной 6 метров.

К слову отметить - по тому Уголовному кодексу 1926 года (он действовал до 1960)  за убийство давалось от 8 до 10 лет. 

А кража негосударственной собственности, совершенная в первый раз, наказывалась сроком или принудительными работами - до 3 месяцев.

"Как выбивали показания?" 

Кому-то, вероятно, кажется, что в годы репрессий сотни тысяч заключенных быстро осуждали, и они тут же отправлялись в лагеря строить "будущее". Но это не так: как и положено, перед судом было следствие. 

А уж там НКВД не стеснялось, когда надо было выбить показания. Людей калечили и ломали там вплоть до 1953-го года, до самой смерти Иосифа Сталина, и даже после. 

Методы работы следователей НКВД серьезно изменились к 1936-1937-му году. К этому времени поток заключенных превратился в широкие реки, - времени на доказательство, а по сути подтасовку фактов вины арестованных у следователей не оставалось. 

И в ход пошла так называемая "царица доказательств" - признание вины обвиняемого. 

Этот принцип впервые сформулировал нарком юстиции СССР Николай Крыленко на процессе "Промпартии" (а затем он был отлит в кровавый афоризм генпрокурором СССР Андреем Вышинским), который, впрочем, сам был арестован, обвинен в подготовке убийства высших членов партии и расстрелян. 

На его суде главным доказательством было чистосердечное признание. 

К началу массовых репрессий следователи уже имели опыт получения признаний: людей морили голодом или кормили соленой селедкой, а потом не давали пить, не давали спать. 

К этим методам вскоре присоединились и другие: избиение, унижение (в том числе и сексуальное), пытки родных обвиняемого на его глазах и т.д.

В этих условиях люди добровольно и становились японскими/польскими/немецкими шпионами, признавались в подготовке терактов, убийствах партийных руководителей, вредительстве и т.д. 

В своем исследовании о пытках, которые применяли следователи, историк Лидия Головко описывает некоторые из них. 

Самой простой пыткой было избиение, пишет исследователь. Избивать людей могли сутками без перерыва, посменно — следователи меняли друг друга, работали не покладая рук. 

Были в арсенале палачей и более изощренные средства. Жертву во время допроса сажали на ножку табуретки таким образом, что при любом движении подследственного она входила в прямую кишку. Другим истязанием была «ласточка» — заключенным за спиной связывали длинным полотенцем голову и ноги. Вытерпеть такое невозможно, но людей в подобном положении держали часами. 

Людям под ногти загоняли булавки, отбивали дверьми пальцы, сажали в так называемые «салотопки» — карцеры, где поддерживали высокую температуру. Пытали заключенных и в бочках с холодной водой. Следователь мог заставлять жертву пить чужую мочу. 

Свидетельств о том, что кто-либо выдерживал нечеловеческие мучения, и не брал на себя выдуманную вину, практически нет. 

Есть и рассказы о пытках, в которых признавались сами следователи. Вот, к примеру, что говорит Михаил Горский, который работал на Колыме в 1938 году следователем НКВД. 

"Вопрос: Скажите ваши излюбленные методы избиения арестованных, которые вы применяли на допросах.

Ответ: Одновременный удар двумя ладонями по ушам изобретен оперуполномоченными Барановым, Моховым и Бабиковым, а после я применял его в отношении Сазановича и Вальвовского. Были еще методы: битье по ногам ногами, ребром ладони по шее и по спине, плевали в лицо арестованному.
Когда я получил задание от начальника IV отдела Богена и впоследствии Реброва допрашивать Вальвовского активнее, я применял следующие методы: бил ребром ладони по шее, слегка бил линейкой по голове, плевал в лицо, бил линейкой по ногам, ногами, по спине кулаком, по ушам обеими ладонями рук, вытирал бумагой лицо после плевка...

А также были случаи, когда мы коллективно избивали Вальвовского. - Касьянов, я, Крикливый, Филипов, Дмитриев, - инициатором был я, применяли метод передвижения путем толчков с рук в руки. После этого он продолжал стоять, как и все арестованные, лицом к стене.

Вопрос: Следовательно, благодаря таким избиениям, Вальвовский стал инвалидом и потерял значительную часть своей трудоспособности?

Ответ: "Допускаю, что после таких допросов, с применением физических воздействий, мог стать инвалидом. В отношении харканья Вальвовскому в рот, вытирания лица грязной половой тряпкой, причесывания волос половой щеткой и выдергивания волос из бороды факты отрицаю, а в остальной части подтверждаю". 

Очевидно, господин Горский все же поскромничал в своих показаниях. И на самом деле методы выбивания показаний, в том числе и в его арсенале, были жестче.